Одно из любимых и пугающих меня произведений этого автора... Ссыль прилагается в разделе *ссылки. Книги*
Часть первая КРОВАВЫЙ СПОРТ
Сообщение из еженедельника "Энтерпрайз", г. Вестоувер (штат Мэн), 19
августа 1966 года:
КАМЕННЫЙ ГРАД
Сразу несколько очевидцев подтвердили, что 17 августа на Карлин-стрит в
городе Чемберлене при совершенно ясной, безоблачной погоде обрушился град
камней. Камни попали в основном на дом миссис Маргарет Уайт. В значительной
степени повреждены крыша, два водосточных желоба и водосточная труба. Ущерб
оценивается приблизительно в 25 долларов. Миссис Уайт, вдова, живет со своей
трехлетней дочерью, Кэриеттой. Сама миссис Уайт давать интервью отказалась.
Когда это произошло, никто, в общем-то, не удивился, во всяком случае
внутренне, на подсознательном уровне, где обычно и зреют, дожидаясь своего
часа, недобрые чувства. Внешне все девушки, кто был тогда в душевой, вели
себя по-разному - кто-то ужаснулся, кого-то происшедшее шокировало, кому-то
стало стьщно, а некоторые просто радовались, что этой стерве Кэрри Уайт
опять досталось. Кое-кто, возможно, даже утверждал после, что для них это
событие явилось неожиданностью, но, разумеется, они лгали. С некоторыми из
девушек Кэрри ходила в школу с самого первого класса, и ростки конфликта,
зародившиеся еще тогда, все эти годы медленно и неотвратимо набирали силу в
полном соответствии с законами человеческой природы - словно некая цепная
реакция в критической массе радиоактивного материала.
И конечно же, никто из них не знал, что Кэрри Уайт обладает
телекинетическими способностями.
Надпись, выцарапанная на столе начальной школы на Баркер-стрит в городе
Чемберлене:
Кэрри Уайт ест дерьмо.
Раздевалка заполнилась криками, звонким многоголосым эхом и плеском
воды, падающей на кафельный пол. На первом уроке девушки играли в волейбол,
и утренний пот был легок и свеж.
Они потягивались и выгибались под струями горячей воды, повизгивали и
брызгались, время от времени выжимая скользкие белые кусочки мыла из одной
ладони в другую. Кэрри стояла посреди этой веселой кутерьмы почти неподвижно
- словно лягушка среди лебедей: довольно крупная, немного нескладная, прыщи
на шее, на спине и на ягодицах, мокрые бесцветные волосы, безвольно
облепившие лицо по бокам. Кэрри просто стояла, чуть склонив голову вперед,
под струями воды, бьющей по коже и стекающей вниз. По виду - идеальная
кандидатура на роль "козла отпущения", объект постоянных насмешек и
издевательств, вечная неудачница. Собственно говоря, так оно и было в жизни.
"Ну почему здесь нет отдельных кабинок, как в андоверской школе или в
Боксфорде? - тоскливо думала Кэрри. - Ведь они все время смотрят. Нет, они
просто пялятся".
Один за другим выключаются краны, девушки выходят из-под душа, снимают
купальные шапочки нежных цветов, насухо вытираются и пшикают дезодорантами,
то и дело поглядывая на часы над дверью. Щелкают застежки лифчиков;
переступая с ноги на ногу, девушки натягивают трусики. В воздухе висит пар -
почти что египетские бани, иллюзию нарушает только небольшой бассейн с
мощными струями проточной воды в углу.
Возгласы и крики разлетаются по помещению, отражаясь от всех стен,
словно бильярдные шары после сильного удара.
- ..а Томми говорит, что просто ненавидит, когда я надеваю эту...
- ..я еду с сестрой и ее мужем. Он, правда, ковыряет в носу, но она
тоже, так что они друг друга...
- ..принять душ после школы и...
- ..оказалось, он такой жмот, и мы с Синди...
Мисс Дежардин, их стройная, но почти плоская учительница физкультуры,
зашла в раздевалку, окинула помещение взглядом и резко хлопнула в ладоши.
- Кэрри, ты чего ждешь? Второго пришествия? Через пять минут звонок!
На ней были ослепительно белые спортивные трусы; ноги, может быть, не
совсем идеальные, но в меру мускулистые, задерживали взгляд. На груди
учительницы висел серебряный свисток - приз за победу в соревнованиях по
стрельбе из лука, выигранный еще в колледже.
Девушки захихикали, и Кэрри медленно, словно в полудреме, подняла
взгляд, вырываясь из оцепенения, завладевшего ею под ровный грохот падающей
горячей воды.
- Брра?
Звук получился какой-то странный, не то булькающий, не то квакающий -
все будто этого и ждали и снова захихикали. Сью Снелл сорвала с головы
полотенце, взмахнула им, словно фокусник на сцене, и принялась быстро
расчесывать волосы. Мисс Дежардин раздраженно повела рукой в сторону Кэрри и
вышла.
Кэрри выключила воду. Сверху упали последние капли, и в кране коротко
булькнуло. Она сделала шаг к своему шкафчику, и только тут все увидели, что
по ноге у нее стекает кровь.
Из книги "Взорванная тень: реальные факты и выводы по истории Кэриетты
Уайт", Дэвид Р. Конгресс (Издательство Тулонского университета, 1981), стр.
34:
Без сомнения, то, что конкретные проявления телекинетических
способностей Кэриетты Уайт не были замечены в раннем возрасте, можно
объяснить заключением, которое предложил Уайт и Стирне в своем докладе
"Телекинез: возвращение к неистовому таланту", а именно: способность
перемещать предметы одним усилием мысля проявляется только в ситуациях,
связанных с предельными нагрузками на психику. Ведь и в самом деле талант,
как правило, надежно укрыт от посторонних глаз - иначе как бы тоща
проявления этой способности веками оставались вне поля зрения
исследователей, подобии айсбергу показываясь над морем шарлатанства лишь
малой своей частью?
В данном случае мы располагаем только отрывочными сведениями, порой
похожими на слухи, но даже этого достаточно, чтобы сделать вывод об огромном
ТК-потенциале, которым обладала Кэрри Уайт. Трагедия заключается в том, что
все мы уже опоздали...
- Месячные!
Первой крикнула Крис Харгенсен. Слово ударилось о кафельные стены,
мгновенно отлетело эхом и ударилось вновь. Сью Снелл насмешливо фыркнула,
почувствовав в душе странную, неуютную смесь ненависти, отвращения,
раздражения и жалости. Кэрри выглядела удивительно глупо, когда стояла вот
так, не замечая, что происходит. Боже, можно подумать, у нее никогда не
было...
- МЕСЯЧНЫЕ!
Теперь кричали уже хором, словно заклинание. Затем кто-то в другом
конце раздевалки (может быть, опять Харгенсен, но Сью уже не разобрала в
сумятице голосов и отраженного от стен эха) крикнул хриплым распущенным
голосом: "Заткни течь!"
- МЕСЯЧНЫЕ! МЕСЯЧНЫЕ! МЕСЯЧНЫЕ!
Затравленно озираясь, Кэрри стояла в центре образовавшегося круга, и по
ее коже скатывались крупные капли воды. Стояла, словно терпеливый вол,
понимая, что смеются, как всегда, над ней, смущенно молчала, но нисколько не
удивлялась - привыкла.
Когда первые капли менструальной крови, ударившись о кафельные плитки,
растеклись темными пятнами размером с десятицентовую монету, Сью
почувствовала, как поднимается в ней волна отвращения.
- Черт побери, Кэрри! У тебя же месячные! - крикнула она. - Приведи
себя в порядок!
- А? - Кэрри обвела стоящих перед ней девушек непонимающим взглядом.
Мокрые волосы липли к ее щекам, словно застегнутый у подбородка шлем. На
плече - целое созвездие прыщей. В шестнадцать лет в ее глазах уже ясно
читались затаенная боль и унижение.
- Она, наверно, думает, что ими только губную помаду можно стирать! -
насмешливо выкрикнула вдруг Рут Гроган, словно только что припомнила
какой-то забавный случай, и визгливо расхохоталась. Сью вспомнила эту
реплику позже и вписала ее в картину происходящего, но в тот момент она даже
не поняла смысла - еще один выкрик в нестройной мешанине голосов.
"Шестнадцать лет? - думала Сью. - Пора бы ей знать, что происходит, пора..."
На пол упали еще несколько капель. Кэрри медленно переводила взгляд с
одной девушки на другую, по-прежнему в полном недоумении.
Элен Шайрс отвернулась и сделала вид, будто ее тошнит.
- У тебя же кровотечение! - пронзительно крикнула Сью, вконец обозлясь.
- Кровь, дура ты бестолковая!
Кэрри посмотрела вниз и испуганно взвизгнула.
Во влажном воздухе раздевалки ее визг прозвучал неожиданно громко.
В грудь Кэрри ударился тампон и с легким шлепком упал на пол у самых
ног. По вате тут же расползся темнокрасный цветок.
А затем смех - издевательский, презрительный, истеричный - вдруг словно
разбух, превратившись во что-то совсем дикое и уродливое, и все, кто был в
раздевалке, принялись швырять в Кэрри тампонами и гигиеническими пакетами -
кто из сумок, а кто из сломанного автомата на стене. Они сыпались на Кэрри,
будто тяжелые снежинки, а все скандировали:
- Заткнитечьзаткнитечьзаткнитечь...
Сью тоже бросала - бросала и кричала вместе со всеми, не совсем даже
понимая, что делает. В мозгу ее вспыхивала неоновым светом и, не переставая,
крутилась, как заклинание одна только мысль: "Ничего плохого здесь нет в
самом деле ничего плохого здесь нет в самом деле, ничего плохого..." Она еще
вспыхивала и светилась, успокаивая и обнадеживая, когда вдруг Кэрри завыла и
попятилась, отмахиваясь руками, бормоча что-то и всхлипывая.
Девушки неожиданно остановились, осознав, что цепная реакция вот-вот
приведет к взрыву. Именно в этот момент, как уверяли некоторые, они
почувствовали удивление. Однако все те годы не прошли бесследно, все те
годы, вместившие "давай стянем у Кэрри простыню" в летнем лагере
христианской молодежи, и "я нашла ее любовное письмо к Бобби Пикетту, давай
размножим его и всем раздадим", и "давай спрячем где-нибудь ее трусы", и
"давай сунем ей в туфли змею", и "топи ее, топи". Вот Кэрри упрямо тащится
за группой на велосипеде и никак не может догнать. Кэрри, которую в прошлом
году звали "пудингом", а в этом - "мордой", Кэрри, от которой всегда пахнет
потом. А вот она, присев помочиться в кустах, обжигает зад крапивой, и все
об этом узнают ("Эй, краснозадая, как, до сих пор еще чешется?"). Вот Билли
Престон мажет ей волосы ореховым маслом, когда она уснула на занятиях. А
сколько ее щипали, ставили ей подножки, когда она шла к доске, сбрасывали ее
учебники со стола... Или тот случай, когда ей в сумку подсунули скабрезную
открытку... Вот Кэрри на церковном пикнике: она опускается неловко на
колени, чтобы помолиться, наклоняется, и шов на старой полосатой юбке
расходится вдоль молнии с таким звуком, будто кто-то громко "подпустил
ветра". Кэрри, которая никогда не может поймать мяч, даже когда он летит ей
прямо в руки, и всегда влетает в сетку на волейбольном поле. Кэрри, которая
на втором году средней школы споткнулась на уроке современного танца,
растянулась на полу и отколола зуб. Кэрри, у которой чулки всегда со
стрелками, или "бегут" прямо на глазах, или вот-вот "побегут". Кэрри, у
которой всегда влажные пятна под мышками... Или вот Крис Харгенсен звонит ей
после школы из автомата на окраине города и спрашивает, знает ли она, что
"поросячье дерьмо" пишется только в пять букв: КЭРРИ... Все это вдруг
сложилось вместе, и масса стала больше критической. Последний убийственный
прикол, последняя капля в чаше терпения - и все. Взрыв.
Кэрри взвыла в наступившем молчании и, закрыв лицо полными руками,
попятилась. К мокрым волосам внизу живота прилип метко брошенный кем-то
ватный тампон.
Девушки следили за ней внимательными, настороженными взглядами.
Кэрри забилась в угол одного из четырех больших отделений душевой и
медленно опустилась по стене на пол. Из ее горла рвались тягучие,
беспомощные стоны. Глаза закатились, сверкая влажными белками, словно глаза
свиньи в загоне бойни.
- Мне кажется, это у нее в первый раз... - неуверенно произнесла Сью.
В этот момент с резким плоским хлопком распахнулась, ударив в стену,
дверь, и в раздевалку узнать, что происходит, влетела мисс Дежардин.
Из книги "Взорванная тень" (стр. 41).
Как медики, так и психологи, занимавшиеся этим вопросом, соглашаются,
что необычно позднее и столь травмирующее начало менструального цикла у
Кэрри Уайт вполне могло послужить толчком к пробуждению ее латентных
способностей.
Невероятно, но до самого 1979 года Кэрри просто не имела понятия о
цикличности процессов в организме зрелой женщины. И столь же невероятным
кажется тот факт, что ее матери даже не пришло в голову обратиться к
гинекологу относительно задержки у дочери почти до семнадцати лет начала
менструального цикла.
Тем не менее факты именно таковы. Когда Кэрри Уайт обнаружила, что у
нее началось кровотечение из влагалищного отверстия, она совершенно не
понимала, что происходит. Само понятие менструация было ей совершенно не
знакомо.
Одна из оставшихся в живых ее одноклассниц. Рут Гроган, рассказывала,
что примерно за год до описываемых событий она как-то раз зашла в раздевалку
и увидела, как Кэрри стирает тампоном губную помаду. Мисс Гроган спросила
ее: "Что это, черт возьми, ты тут делаешь?" И когда мисс Уайт
поинтересовалась, что она делает неправильно, мисс Гроган ответила: "Нет,
нет, все правильно".
Рут Гроган рассказала об этом случае кое-кому из своих подруг (автору
этих строк она объяснила, что полагала тогда, будто "в этом что-то есть"), и
если позже кто-то пытался объяснить Кэрри истинное назначение тампонов,
которыми та стирала губную помаду, она, возможно, относилась к подобным
разъяснениям как к очередному розыгрышу - эта сторона жизни давно стала для
нее привычной...
Когда отзвенел звонок, и девушки отправились на второй урок (некоторым
из них удалось незаметно ускользнуть через запасной выход еще до того, как
мисс Дежардин стала запоминать фамилии), мисс Дежардин, недолго думая,
воспользовалась стандартным приемом против истерики, а именно - залепила
Кэрри пощечину. Конечно, она вряд ли признала бы, что это доставило ей
определенное удовольствие, и наверняка стала бы отрицать, что считает Кэрри
"жирной визгливой свиньей". Она преподавала первый год и пока еще не
сомневалась, что и в самом деле верит, будто все дети хороши.
Кэрри посмотрела на нее снизу вверх затравленным взглядом. На лице ее
застыла плаксивая гримаса, губы дрожали.
- Мммисс Деде...
- Вставай, - бесстрастно сказала мисс Дежардин. - Встань и приведи себя
в порядок.
- У меня кровь, я умираю... - взвизгнула Кэрри, и одной рукой, слепо
ищущей, за что ухватиться, вцепилась в белые спортивные трусы мисс Дежардин,
оставив на них грязный кровавый, отпечаток ладони.
- Я... ты... - Учительницу передернуло от отвращения, и она, резко
подняв Кэрри на ноги, вдруг толкнула ее к стене.
- Быстро!
На полпути от душевой до стены, где висел автомат с гигиеническими
пакетами, Кэрри остановилась, с трудом держась на ногах, и, сгорбив плечи,
наклонилась вперед. Руки ее безвольно болтались у колен, грудь провисла, и
выглядела она в этот момент, словно обезьяна. В блестящих от слез глазах -
одна пустота.
- Ну, в чем дело? - зло прошипела мисс Дежардин - Ну-ка возьми
тампон... Нет, не надо никакой монеты, он все равно сломан... возьми тампон
и... черт побери, ты слышишь, что я говорю? В самом-то деле, что, у тебя
первые месячные?..
- Месячные? - переспросила Кэрри.
Полное непонимание, написанное на ее лице, выглядело слишком
правдоподобно, и слишком много было в нем немого безотчетного ужаса, чтобы
не заметить этого и не задуматься. У Роды Дежардин вдруг зародилось мрачное,
черное подозрение... Невероятно... Нет, этого просто не может быть... У нее
самой менструация началась вскоре после одиннадцатого дня рождения - она
тогда прошла до лестницы из детской и взволнованно крикнула вниз: "Мама, я
накапала на ковер!"
- Кэрри? - произнесла она тихо, подходя ближе. - Кэрри?
Та шагнула назад, и в то же мгновение с раскатистым грохотом обрушилась
в углу стойка с ракетками для софтбола. Ракетки разлетелись по полу, и мисс
Дежардин невольно подпрыгнула.
- Кэрри, это у тебя первые месячные?
Теперь, когда она догадалась сама, можно было и не спрашивать: густая
темная кровь вытекала с ужасающей медлительностью. Обе ноги Кэрри были
заляпаны и забрызганы красным, словно она переходила вброд кровяную реку.
- Больно, - простонала Кэрри. - Живот...
- Это пройдет, - попыталась успокоить ее мисс Дежардин. В душе ее
смешались жалость и стыд, и чувствовала она себя немного неловко. - Надо...
эээ... надо остановить кровь. Ты...
Над головой вспыхнула и с громким хлопком перегорела лампочка. Мисс
Дежардин испуганно вскрикнула, и ей подумалось ("сейчас все рухнет к
чертовой матери"), что вокруг Кэрри, когда она расстроена, подобное
случается постоянно, словно невезение преследует ее по пятам. Но мысль
растаяла почти так же быстро, как и появилась. Мисс Дежардин достала из
сломанного автомата пакет, развернула и сказала:
- Смотри: вот так надо...
Из книги "Взорванная тень" (стр. 54).
Маргарет Уайт, мать Кэрри, родила ее 21 сентября 1963 года, причем
обстоятельства, связанные с этими родами, вполне можно охарактеризовать как
"весьма необычные". Более того, при внимательном изучении истории Кэрри Уайт
невольно возникает устойчивое ощущение, что сама Кэрри - лишь одна сторона
жизни этого довольно эксцентричного семейства, замеченная обществом.
Как уже писалось ранее, Ральф Уайт погиб в феврале 1963 года, когда на
строительстве дома в Портленде на него упала стальная балка. Миссис Уайт
осталась жить в своем домике на окраине Чемберлена.
В силу почти фанатичного отношения мужа к фундаменталистской религии у
миссис Уайт не было подруг, которые навещали бы ее после похорон, и, когда
спустя семь месяцев у нее начались схватки, она оказалась в одиночестве.
Примерно в 13.30 21 сентября соседи миссис Уайт по Карлин-стрит
услышали крики, доносившиеся из ее дома.
Однако полицию туда вызвали только после шести вечера, и столь
длительной задержке есть два в равной степени некрасивых объяснения: или
соседи не хотели быть втянутыми в полицейское расследование, или неприязнь к
миссис Уайт достигла такой степени, что они намеренно решили "подождать, чем
кончится". Миссис Джорджия Маклафлин, единственная, кто из трех оставшихся в
живых соседей Уайтов согласилась говорить со мной об этом, сказала, что не
вызвала полицию, решив, будто крики как-то связаны с состоянием
"религиозного исступления".
Когда в 18.22 все-таки прибыла полиция, крики повторялись лишь изредка.
Миссис Уайт обнаружили в своей постели наверху, и поначалу старший офицер
подумал, что на нее совершено разбойное нападение. Все постельное белье было
в крови, а на полу у кровати лежал мясницкий нож. Лишь спустя несколько
секунд он заметил ребенка, все еще частично обернутого плацентарной пленкой,
которого миссис Уайт прижимала к груди. Очевидно, она сама и перерезала
пуповину.
Слишком невероятной, пожалуй, выглядит гипотеза о том, что миссис Уайт
не знала о собственной беременности или даже не понимала, что означает это
слово. Гораздо более достоверным кажется предположение, выдвинутое
исследователями истории этого семейства Дж. Б. Бэнксоном и Джорджем
Фелдингом - предположение о том, что это понятие, неразрывно связанное в ее
восприятии с "грехом" полового сношения, было у нее в сознании полностью
блокировано. Возможно, она просто отказывалась верить, что подобное может с
ней произойти.
По крайней мере в трех письмах, адресованных подруге в городке Кеноша,
штат Висконсин, которые оказались в нашем распоряжении, имеются удивительные
доказательства того, что, начиная с пятого месяца беременности, миссис Уайт
верила, будто У нее "рак женских частей" и скоро она присоединится к мужу на
небесах...
Пятнадцать минут спустя, когда мисс Дежардин повела Кэрри в кабинет
директора, коридоры, по счастью, опустели. Учителя и ученики монотонно
бубнили за закрытыми дверями классов.
Кэрри уже не кричала, но то и дело всхлипывала. Мисс Дежардин в конце
концов подложила ей тампон сама, вытерла Кэрри мокрыми бумажными полотенцами
и натянула на нее простые хлопчатобумажные трусы.
Учительница дважды пыталась объяснить ей, что менструация - это самое
обычное дело, но Кэрри каждый раз закрывала уши руками и продолжала плакать.
Когда они вошли в приемную, заместитель директора школы мистер Мортон
тут же выскочил из своего кабинета им навстречу. В приемной, дожидаясь
взбучки за прогул урока французского, сидели Билли Делуи и Генри Треннант.
Оба сразу уставились на мисс Дежардин и Кэрри.
- Входите, - торопливо сказал мистер Мортон. - Входите же.
Он бросил сердитый взгляд на прогульщиков, которые, не отрываясь,
пялились на кровавое пятно на белых спортивных трусах учительницы.
- Что уставились?
- Кровь, - ответил Генри и глуповато улыбнулся.
- Два недопуска на уроки! - рявкнул мистер Мортон, затем увидел
кровавое пятно и моргнул.
Он закрыл дверь кабинета и принялся рыться в верхнем ящике картотечного
шкафа, где должны были храниться бланки актов о травматизме.
- Ты как себя чувствуешь, эээ?...
- Кэрри, - подсказала мисс Дежардин. - Кэрри Уайт.
Мистер Мортон отыскал наконец бланк, но на нем оказалось большое
кофейное пятно.
- Он вам не понадобится, мистер Мортон.
- Надо полагать, это на батуте... Что? Не понадобится?
- Нет. Но я думаю, Кэрри нужно отпустить сегодня домой. С ней произошел
в некотором смысле травмирующий случай. - Она многозначительно взглянула ему
в глаза, но он все равно не понял, в чем дело.
- Эээ... ладно. Как скажете. Хорошо. - Мортон запихал бланк обратно в
ящик, резко задвинул его на место и, прищемив палец, коротко охнул. Затем
величественно повернулся к двери, открыл ее рывком и, бросив еще один
свирепый взгляд на Билли и Генри, произнес: - Мисс Фиш, подготовьте,
пожалуйста, освобождение от занятий для Кэрри Райт.
- Уайт, - поправила мисс Дежардин.
- Уайт, - согласился Мортон.
Билли Делуи захихикал.
- Неделя недопуска! - рявкнул Мортон. Под ногтем уже налился кровью
синяк, и болел палец нещадно.
Кэрри плакала, не переставая. Спустя минуту секретарша принесла желтый
талончик освобождения от занятий, а мистер Мортон достал из кармана
серебристый карандаш и, поморщившись от боли, прострелившей большой палец,
нацарапал свои инициалы.
- Может быть, тебя подбросить, Кэсси? - спросил он. - Если нужно, мы
вызовем такси.
Кэрри покачала головой. Мортон заметил, что у одной ее ноздри вздулся
большой пузырь зеленых соплей, неприязненно отвел взгляд и посмотрел на мисс
Дежардин.
- Я думаю, все будет в порядке, - сказала она. - Кэрри идти только до
Карлин-стрит. На свежем воздухе ей станет лучше.
Мортон вручил Кэрри желтый талончик и великодушно добавил:
- Можешь идти, Кэсси.
- Кэрри! Меня зовут Кэрри! - вдруг взвизгнула она.
Мортон отшатнулся, а мисс Дежардин подскочила на месте, словно ее
ударили сзади. Тяжелая керамическая пепельница на столе Мортона (роденовский
"Мыслитель" с полой головой, куда и полагалось кидать окурки) грохнулась на
ковер, будто спасаясь от громкого крика. Окурки и выбитые из трубки Мортона
остатки табака рассыпались по бледнозеленому синтетическому ковру.
- Послушай-ка... - Мортон придал своему голосу твердость. - Я понимаю,
ты расстроена, но это не означает, что я намерен терпеть...
- Ну пожалуйста... - тихо сказала мисс Дежардин.
Мортон умолк, удивленно моргнул, затем коротко кивнул. Выполняя функции
блюстителя дисциплины, что, собственно, и было его основной работой на посту
заместителя директора, он старательно изображал из себя этакого обаятельного
Джона Уэйна, но ему это не всегда удавалось. Начальство (которое на
церковных ужинах, собраниях Ассоциации родителей и преподавателей или
церемониях награждения Американского Легиона обычно представлял директор
Генри Грэйл) окрестило его "нашим обаятельным Моргом". Учащиеся, правда,
чаще называли его "этот чокнутый жоподрал", но, поскольку ученики вроде
Билли Делуи или Генри Треннанта чрезвычайно редко выступают на родительских
собраниях и городских мероприятиях, широкой общественности больше было
известно мнение начальства.
Поглаживая за спиной придавленный палец, "обаятельный Морг" улыбнулся
Кэрри и сказал:
- Хорошо, мисс Райт, вы можете идти, если хотите. Или, может быть, вам
лучше посидеть немного, прийти в себя?
- Я пойду, - пробормотала она и откинула упавшие на лицо волосы, затем
встала и посмотрела на мисс Дежардин широко открытыми потемневшими глазами,
словно заполнившимися новым пониманием. - Они смеялись надо мной. И бросали
в меня вещи. Они всегда смеются.
Мисс Дежардин ответила ей лишь беспомощным взглядом, и Кэрри вышла.
Мортон и молодая учительница молча посмотрели ей вслед, затем мистер
Мортон громко прочистил горло, осторожно наклонился и принялся собирать
рассыпавшийся из пепельницы мусор.
- Что же все-таки произошло?
Мисс Дежардин глубоко вздохнула и брезгливо посмотрела на
краснокоричневый отпечаток ладони на своей спортивной форме.
- У нее начались месячные. Первые месячные. Прямо в душевой.
Мортон снова прочистил горло и слегка покраснел. Лист бумаги, которым
он сгребал окурки в кучу, задвигался еще быстрее.
- Не слишком ли это эээ?...
- Поздно для первых месячных? Да. Но именно поэтому она так тяжело и
отреагировала. Хотя я не могу понять, почему ее мать... - Незаконченная
мысль на мгновение скрылась за другими волнующими проблемами. - Видимо, я не
очень хорошо справилась с ситуацией, но я не понимала, что происходит. Она
думала, что умирает от кровотечения.
Мортон поднял встревоженный взгляд.
- Похоже, еще полчаса назад она даже не знала, что такое месячные.
- Дайте мне маленькую щетку, мисс Дежардин... Да, вот эту.
Она передала ему щетку, успев заметить надпись на рукоятке:
"Чемберленская компания "Все для дома" НИКОГДА не отметает клиента". Мортон
принялся заметать кучу пепла и окурков на лист бумаги.
- Похоже, тут еще и пылесосом нужно будет пройтись. Так все равно не
вычистим... Однако мне казалось, пепельница стояла дальше от края. Странно,
как иногда вещи падают совершенно неожиданно. - Он ударился головой о крышку
стола, отшатнулся в сторону и выпрямился. - С трудом верится, что девушка в
год окончания школы - здесь или где-нибудь еще - не имеет понятия о
менструальном цикле, мисс Дежардин.
- Мне в это поверить еще трудней, - ответила учительница, - но я не
могу придумать другого объяснения. И кроме того, она всегда была в классе
вроде "козла отпущения".
- Хм. - Мортон высыпал мусор в корзину и отряхнул руки. - Кажется, я ее
вспомнил. Уайт. Дочь Маргарет Уайт. Да, именно. Теперь уже верится немного
легче. - Он сел за стол и виновато улыбнулся. - Их так много... Проходит лет
пять, и они все сливаются в памяти. Начинаешь называть учеников именами их
братьев и в таком вот духе. Всех не упомнишь.
- Да, конечно.
- Подождите, вот покрутитесь, как я, лет двадцать, - проговорил он,
разглядывая с мрачным видом распухший палец. - Иногда я вижу детей, которые
кажутся мне смутно знакомыми, а потом узнаю, что когда-то на первом году
работы учил из отцов. Маргарет Уайт, правда, была еще до меня, за что я
искренне благодарен судьбе. Она в свое время заявила миссис Бисенте, упокой
Господь ее душу, что Всевышний, мол, приготовил для нее в аду особое место -
за то, что она рассказала ученикам общие положения эволюционной теории
Дарвина. И дважды ее отстраняли здесь от занятий - один раз за то, что она
избила одноклассницу сумкой. По слухам, Маргарет заметила, что та курит.
Весьма странные религиозные убеждения. Очень странные. - Внезапно он снова
стал похож на Джона Узина. - А те остальные девушки? Они действительно, над
ней смеялись?
- Хуже. Когда я вошла, они орали хором и швыряли в нее гигиеническими
пакетами. Буквально забрасывали.
- О боже! - Джон Уэйн исчез, и мистер Мортон залился краской. - Вы
запомнили фамилии?
- Да. Не все, правда. Но те, кого запомнила, я думаю, выдадут
остальных. Кристина Харгенсен, похоже, была заводилой этому безобразию...
Как и всегда.
- Крис и ее "Шальная команда"... - пробормотал Мортон.
- Да. Тина Блейк, Рэйчел Спайс, Элен Шайрс, Донна Тибодо и ее сестра
Ферн, Лайла Грейс, Джессика Апшоу. И Сью Снелл. - Мис Дежардин нахмурилась.
- Никогда не ожидала такого от Сью. Мне казалось, подобные выходки не в ее
характере.
- Вы уже разговаривали с девушками?
Мисс Дежардин разочарованно причмокнула языком.
- Я их просто выгнала оттуда. Слишком сильно разозлилась. И кроме того,
у Кэрри была настоящая истерика.
- Хм. - Мортон сцепил пальцы. - Но вы собираетесь поговорить с ними?
- Да. - Особого энтузиазма, однако, в ответе не чувствовалось.
- Мне кажется, что вы не очень...
- Возможно, вы правы, - подтвердила она. - Они меня там видели. И я
прекрасно понимаю, что девушки чувствовали. Мне самой хотелось просто взять
ее за плечи и хорошенько встряхнуть. Не знаю, может, это какой-то инстинкт,
связанный с менструацией, и он заставляет женщин рычать и огрызаться. У меня
до сих пор стоит перед глазами Сью Снелл. Я хорошо помню, как она выглядела
в тот момент.
- Хм, - глубокомысленно повторил мистер Мортон. Он не понимал женщин, и
уж совсем не хотелось, ему обсуждать месячные.
- Я поговорю с ними завтра, - пообещала она, поднимаясь. - Я им такой
разнос устрою!
- Хорошо. Наказание должно соответствовать преступлению. И если вы
сочтете необходимым отправить кого-то из них ко мне, не стесняйтесь...
- Не буду, - ответила она, улыбнувшись. - Кстати, пока я ее
успокаивала, там лампа перегорела. Так сказать, добавила последний штрих.
- Я немедленно пошлю туда монтера, - заверил ее Мортон. - Спасибо за
ваши старания, мисс Дежардин. Попросите, пожалуйста, мисс Фиш пригласить
сюда Билли и Генри.
- Хорошо. - Она вышла.
Мистер Мортон откинулся в кресле и с чистой совестью выбросил все
происшедшее из головы. Когда в кабинет несмело вошли заядлые прогульщики
Билли Делуи и Генри Треннант, он улыбнулся, бросил на них хищный взгляд и
приготовился метать молнии. Недаром же он всегда говорил Генри Грэйлу, что
ест прогульщиков на ленч.
Надпись, выцарапанная на крышке стола в средней школе города
Чемберлена:
На прогулку вышел класс - и вот те раз: все купили эскимо, а Кэрри Уайт
жует дерьмо.
Кэрри пошла по Ювинавеню и у светофора свернула на Карлин-стрит. Она
шла, повесив голову, и старалась ни о чем не думать. Боль в животе то
накатывала, то снова отпускала, и Кэрри то замедляла шаг, то снова двигалась
быстрее, как машина с расстроенным карбюратором. Взгляд невольно выхватывал
всякие мелочи на мостовой. Сверкающие осколки кварца, замешанного в бетон.
Расчерченные мелом и выцветшие от дождя клетки для, "классов". Раздавленные
шарики жевательной резинки. Кусочки фольги и фантики от дешевых конфет. Они
все меня ненавидят, и это никогда не кончится. Им никогда это не надоедает.
Мелкая монетка, торчащая из трещины в мостовой. Кэрри бездумно шаркнула по
ней ногой. Как приятно представлять себе Крис Харгенсен - она вся в крови и
молит о пощаде. А по ее лицу ползают крысы. Вот так. Хорошо. Так ей и надо.
Собачье дерьмо с отпечатком подошвы посередине. Рулончик почерневших
пистонов, что какой-то мальчишка долбил камнем. Окурки. Дать бы ей камнем по
голове, большим булыжником. Всем им. Хорошо. Хорошо...
(Христос-спаситель кроткий и нежный)
Да, маме хорошо говорить, ей не приходится из года в год каждый день
ходить среди волков. Над ней не смеются, не издеваются, не указывают на нее
пальцем... Но разве не говорила она, что грядет день Страшного Суда
(имя сей звезде будет полынь и из дыма выйдет саранча и дана будет ей
власть какую имеют земные скорпионы)
и ангел с мечом?
Вот бы этот день настал прямо сейчас, и Христос явился не с агнцем и
пастушьим посохом, а с булыжником в каждой руке, чтобы крушить насмешников и
мучителей, чтобы с корнем вырывать и уничтожать визжащее от страха зло -
ужасный Христос, кровавый и праведный...
И вот бы стать ей Его мечом и Его правой рукой...
Кэрри изо всех сил старалась, чтобы ее приняли за свою. Сотни раз
обманывала по мелочам маму, пытаясь стереть этот зачумленный красный круг,
что появился вокруг нее с того самого дня, когда она в первый раз вырвалась
из властвовавшего над ней мира маленького дома на Карлин-стрит и с Библией
под мышкой явилась в начальную школу. Она все еще помнила тот день, колкие
взгляды и жуткое, неожиданное молчание, когда она встала на колени перед
ленчем в школьном кафетерии - в тот день начался смех, зловещее звучание
которого не утихало все эти годы.
Красный зачумленный круг был, как кровь, - можно стирать, стирать и
стирать, но след все равно остается. С тех пор Кэрри никогда не молилась на
коленях в общественных местах, хотя мама об этом и не знала. Но в памяти - у
нее и у них - тот день сохранился. А сколько нервов стоила ей поездка в
летний христианский лагерь! Даже деньги она заработала тогда сама, шитьем на
дому. И все это время мама с мрачным выражением лица твердила, что это грех,
что там сплошные методисты, баптисты и конгрегационалисты, а это опять грех,
грех, грех... Она запретила ей купаться. И хотя Кэрри все равно купалась и
даже смеялась, когда ее топили целой компанией (до тех пор пока в легких не
осталось воздуха - а они снова и снова заталкивали ее в воду - и она,
испугавшись, неначала кричать), и участвовала в любых лагерных мероприятиях,
над "молельщицей Кэрри" постоянно издевались и подшучивали. Она уехала тогда
за неделю до окончания смены, с красными, запавшими от слез глазами, и мама,
встретив ее на автобусной станции, сурово сказала, что ей следует как зеницу
ока хранить память о давешних материнских наставлениях - доказательство
того, что мама все знает, что мама всегда права, что единственная надежда на
покой и спасение лежит внутри красного круга.
- Потому что тесны врата, - добавила она строго в такси и, вернувшись
домой, заперла Кэрри в чулане на шесть часов.
Разумеется, мама запрещала ей мыться с другими девушками в душевой, но
Кэрри прятала купальные принадлежности в своем шкафчике и все равно мылась,
принимая участие в этом постыдном и неприятном для нее ритуале обнаженности,
в надежде на то, что красный круг хоть немного потускнеет.
(но сегодня-то сегодня)
По другой стороне улицы ехал на велосипеде пятилетний Томми Эрбтер,
щуплый, вечно сосредоточенный мальчуган. Он давил на педали своего "Швинна"
с яркокрасными боковыми колесиками и гудел вполголоса простенький
рок-н-ролл, затем вдруг увидел Кэрри, посветлел лицом и высунул язык.
- Эй, стараяпердуньямоясестрицаКэрри!
Кэрри бросила на него полный ненависти взгляд. Велосипед закачался и
неожиданно перевернулся. Оказавшись под велосипедом, Томми заплакал. Кэрри
улыбнулась и пошла дальше. Вопли Томми казались ей сладкой, звонкой музыкой.
Вот бы уметь делать что-нибудь в таком же духе просто по желанию!
(а ведь она только что это сделала)
Кэрри остановилась как вкопанная за семь домов до своего, устремив
пустой взгляд в никуда. Мальчишка позади хныкал, потирая расцарапанную
коленку, затем снова сел на велосипед и крикнул что-то Кэрри вслед. Она даже
не отреагировала: и не такое приходилось слышать.
Ведь она подумала тогда, вспоминала Кэрри:
(чтоб ты свалился чтоб ты свалился с этого чертового велосипеда и
разбил свою гнилую башку)
И что-то в самом деле случилось.
Ее разум... как бы это сказать... на мгновение напрягся, что ли - не
совсем точно, но близко. Мысли как будто налились твердостью, словно мышцы
руки, поднимающей гантель... Тоже не очень точно, но другого сравнения на
"Потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие
находят их" (Матф. 7.14).
ум не приходило. Слабая такая рука с жиденькими детскими мускулами...
Раз!
Кэрри впилась яростным взглядом в панорамное окно миссис Йоррати, успев
при этом подумать:
(глупая мерзкая старая стерва окно разбейся)
Ничего. Панорамное окно миссис Йоррати, как и до того, безмятежно
блестело в свежих лучах утреннего солнца. Живот снова свело болезненной
судорогой, и Кэрри двинулась дальше.
Но...
Лампочка... И пепельница тоже...
Кэрри оглянулась
(старая стерва просто ненавидит маму)
через плечо. И вроде бы что-то в мозгу напряглось, но едва-едва. Ровное
течение мыслей чуть подернулось рябью, словно булькнул где-то там подводный
ключ.
Панорамное окно тоже затрепетало. Но не больше. Наверно, просто
привиделось. Может быть.
Голова казалась теперь тяжелой, ватной, а где-то глубоко в мозгу
зарождалась слабая пока, пульсирующая боль. Глаза жгло, словно она за один
раз прочла весь Апокалипсис.
Кэрри шла вниз по улице к маленькому белому дому с голубыми ставнями, и
в душе у нее вновь сгущалась привычная уже смесь ненависти, любви и страха.
По западной стороне бунгало поднялись до самой крыши, вьюнки (они всегда
называли свой дом "бунгало", потому что "белый дом" звучало как политическая
шутка, а мама говорила, что все политики - жулики и грешники, которые в
конце концов продадут страну безбожникамкрасным, а те всех верующих в Иисуса
- даже католиков - поставят к стенке), и это было красиво - Кэрри знала, что
красиво, но иногда просто ненавидела ползучие зеленые растения. Иногда ей
казалось, как и сейчас, - что это гротескная гигантская рука, испещренная
огромными венами, которая выползла из земли, чтобы сцапать дом. Кэрри
невольно замедлила шаг.
И камни, вспомнилось вдруг ей, камни тоже были.
Она снова остановилась, растерянно моргая от яркого солнечного света.
Камни. Мама никогда об этом не заговаривала, и Кэрри даже сомневалась,
помнит ли она еще тот день, когда упали камни. Странно, что день сохранился
в памяти у нее самой. Ей ведь было совсем немного. Три года, кажется? Или
четыре? Она увидела девушку в белом купальнике, а затем посыпались с неба
камни. И по всему дому летали разные вещи... Воспоминания стали вдруг 20
яркими и отчетливыми. Словно они таились совсем рядом, за тоненькой
перегородкой, и ждали, когда Кэрри достигнет своего рода психической
зрелости.
Ждали, может быть, сегодняшних событий.
Из статьи "Кэрри; черная заря телекинеза" ("Эксквайр Мэгезин", 12
сентября 1980 г.), Джек Гейвер:
Стелла Хоран прожила в благоустроенном пригородном районе Парриш
недалеко от Сан-Диего двенадцать лет, и внешне она - типичная "миссис
Калифорния" носит яркую одежду и дымчатые очки в оправе янтарного цвета;
волосы - светлые с несколькими черными прядями; водит симпатичный
"фольксваген" цвета бордо с изображением улыбки на крышке бензобака и
зеленой экологической наклейкой на заднем стекле. Ее муж служит в парришском
отделении "Бэнк оф Америка"; сын и дочь - типичные представители
южнокалифорнийского загорелого племени постоянных обитателей пляжа. В
небольшом аккуратном заднем дворике есть гриль, а мелодичный дверной звонок
играет несколько тактов из припева "Хей, Джуд".
Однако где-то в душе у миссис Хоран все еще держится тонкий неизбывный
налет Новой Англии, и, когда она говорит о Кэрри Уайт, лицо ее приобретает
странное, мучительное выражение - что-то напоминающее скорее о книгах
Лавкравта, нежели о калифорнийских персонажах Керуака.
- Конечно, она была странная, - рассказывает Стелла Хоран, закуривая
вторую сигарету сразу после первой. - Все это семейство было странное. Ральф
работал на стройке, и люди говорили, что он всегда носит с собой Библию и
револьвер 38-го калибра. Библию - для чтения во время перерыва, а револьвер
- на тот случай, если встретит на работе Антихриста. Библию я и сама помню,
а насчет револьвера - кто знает?.. Лицо у него было темное от загара, волосы
всегда острижены очень коротко. И выглядел он довольно свирепо. Люди
старались не встречаться с ним взглядом ни при каких обстоятельствах. Он так
на всех смотрел, что казалось, глаза буквально горят. Увидишь его впереди и
переходишь на другую сторону улицы... Никому из детей даже не приходило в
голову показать ему язык, когда он проходит мимо. Такое вот он производил
жуткое впечатление.
Она замолкает, выпуская струю дыма вверх к отделанным под красное
дерево потолочным балкам. Стелла Хоран прожила на Каряин-стрит до двадцати
лет, и последние годы каждый день ездила на занятия в Левинскую школу
бизнеса в Моттоне. Однако случай с камнями запомнился ей очень хорошо.
- Иногда, - говорит она, - у меня даже возникает вопрос, не вызвала ли
я сама этот каменный град. Наши участки сходились задними дворами. Миссис
Уайт посадила там зеленую изгородь, но к тому времени кустарник еще не
вырос. Она не один раз звонила моей матери и скандалила по поводу "шоу",
которое я якобы "устраивала" на заднем дворе. Хочу заметить, что купальник у
меня был вполне приличный - даже скромный, по современным стандартам -
обычный старый купальник от Янтцена, но миссис Уайт постоянно разорялась,
что это, мол, безобразие, потому что меня видит "ее крошка". Моя мать...
она, конечно, старалась говорить с ней потактичней, но у нее никогда не
хватало терпения надолго. Не знаю уж, чем ее в очередной раз вывела из себя
миссис Уайт - надо полагать, обозвала меня Вавилонской блудницей, - но моя
мать заявила ей, что наш двор - это наш двор, и если нам так хочется, я могу
тут хоть голышом танцевать. Кроме того, обозвала ее грязной старухой, у
которой вместо головы банка червей. Короче, крику было много, но суть дела я
уже рассказала.
Я решила, что не буду больше загорать там: не люблю скандалов. Но мама
- она, если заведется, это сущий кошмар. Как-то раз она отправилась в
супермаркет и купила маленькое белое бикини. Сказала, что я с таким же
успехом могу загорать и в нем. Мол, это наш двор, и никого не касается, что
мы тут делаем.
Стелла Хоран улыбается при этом воспоминании и гасит сигарету.
Я пыталась с ней спорить, говорила, что не хочу быть пешкой в их
склоке, но все без толку. Если уж ей что вступит в голову, то остановить ее
так же невозможно, как дизельный грузовик, когда его без тормозов несет под
гору. Но дело было даже не в этом. Сказать по правде, я просто боялась
Уайтов. Настоящие психи, сдвинутые на религии, - тут, знаете, не до шуток.
Ральфа Уайта, конечно, уже не было, но вдруг у Маргарет еще остался его
револьвер?...
Однако в то воскресенье я все же постелила на заднем дворе одеяло,
намазалась маслом для загара и улеглась, включив радио, где как раз
передавали "Сорок лучших песен". Мама эту музыку просто ненавидела и обычно
кричала мне, чтобы я убрала звук "пока она не рехнулась". Но в тот день она
сама дважды прибавляла громкость, и я уже в самом деле начала чувствовать
себя Вавилонской блудницей.
Тем не менее из дома Уайтов никто не выходил. Даже хозяйка не
показывалась развесить на веревках белье... Вот, кстати, еще один штрих: она
никогда не вывешивала на улице нижнее белье. Не только свое, но и Кэрри,
хотя ей было всего три года. Исключительно в доме.